Давид ливингстон открытие водопада виктория. Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

Супруга Мэри Ливингстоун [d]

Дави́д Ливингсто́н (Дэ́йвид Ли́вингстоун ; англ. David Livingstone ; 19 марта (1813-03-19 ) , Блантайр - 1 мая , нынешняя Замбия) - шотландский миссионер , исследователь Африки .

Биография

Молодость

Давид Ливингстон родился в деревне Блантайр (англ. Blantyre , Южный Ланаркшир) в бедной шотландской семье и в 10 лет начал работать на ткацкой фабрике. Он самостоятельно выучил латинский и греческий языки, а также математику. Это позволило ему поступить в университет, и на протяжении двух лет он изучал там теологию и медицину, продолжая работать на фабрике, после чего Ливингстон получил степень доктора.

Первые африканские экспедиции

Следующие пятнадцать лет Ливингстон провел в беспрерывных путешествиях по внутренним районам Южной и Центральной Африки. Он имел многочисленные стычки с местными бурами и португальцами по причине их жестокого обращения с коренными африканцами, вызывавшего у него острое неприятие, и создал себе репутацию убеждённого христианина , отважного исследователя и пылкого борца с рабством и работорговлей . Ливингстон быстро учил языки местного населения и завоёвывал его уважение.

Миссионерское упорство Ливингстона подверглось драматическому испытанию в 1844 году , когда во время путешествия в Мабоца с целью устройства там миссии на него напал и серьёзно ранил лев . Повреждение левой руки затем усугубилось другим несчастным случаем, в результате чего она осталась искалеченной на всю жизнь. Ливингстон больше не мог удерживать ствол ружья левой рукой, и был вынужден выучиться стрелять с левого плеча и целиться левым глазом.

Возвратившись в Британию летом 1864 года, Ливингстон вместе со своим братом Чарльзом написал свою вторую книгу, «Повесть об экспедиции к Замбези и её притокам» (Narrative of an Expedition to the Zambesi and Its Tributaries , ). Во время пребывания на родине ему настойчиво советовали сделать хирургическую операцию для борьбы с геморроем , от которого он страдал на протяжении всей экспедиции. Ливингстон отказался. Вероятно, именно сильное геморроидальное кровотечение стало причиной его смерти во время третьего и последнего африканского путешествия.

Поиски истоков Нила

На карте Африки всё ещё оставалась обширная неизученная территория, задача исследования которой стояла перед Ливингстоном. Он вернулся в Африку 28 января 1866 года , после ещё одного короткого визита в Бомбей, в статусе британского консула с широкими полномочиями и имея за собой поддержку большого количества государственных и частных учреждений. На этот раз он был единственным европейцем в составе экспедиции, а остальные участники были набраны в Индии и среди африканцев. Как и раньше, его целью было распространение христианства и уничтожение работорговли на восточных берегах Африки (Ливингстон приступил к исполнению гуманитарной миссии ещё до прибытия на континент: на Занзибаре он лично просил султана прекратить работорговлю), однако сейчас появилась и третья задача: исследование центральноафриканских водоразделов и выяснение настоящих истоков Нила. Сам Ливингстон считал, что Нил берет начало у истоков Луалабы .

Экспедиция вышла из Микиндани на восточном побережье и отправилась на запад, однако враждебность местного племени нгони заставила Ливингстона отказаться от начальных планов не проходить по территориям, контролируемых португальцами и достигнуть берега озера Танганьика, обойдя Ньясу с севера. Спасаясь от нгони , экспедиция должна была возвратиться на юг, и в сентябре 1866 года часть носильщиков покинула её. Во избежание наказания за дезертирство после возвращения на Занзибар, они солгали, что Ливингстон погиб в стычке с нгони. Хотя уже в следующем году оказалось, что Ливингстон цел и невредим, эта выдумка добавила драматизма сообщением об экспедиции, поступавшим в Европу.

Однако настоящий драматизм экспедиция приобрела позднее, когда Ливингстон, обойдя Ньясу с юга, снова отправился на север. В начале 1867 года у него был украден ящик со всеми медикаментами, что было настоящей катастрофой для путешественника, однако Ливингстон не прекратил движение на север, продолжив продвижение вглубь Центральной Африки. Всё это привело Ливингстона в область великих африканских озёр, где он открыл два новых больших озера - Бангвеулу и Мверу. Экспедиция пересекла две больших реки, Луангва и Чамбеши , разделенные горным кряжем Мучинга , и 1 апреля 1867 года вышла к южному краю озера Танганьика . Отправившись отсюда на юго-запад, 8 ноября Ливингстон открыл озеро Мверу , а 18 июля 1868 года - озеро Бангвеулу . Далее путешественник намеревался обследовать озеро Танганьика, но внезапно заболел тропической лихорадкой и слёг. Утомлённый и обессиленный малярией , Ливингстон был вынужден воспользоваться помощью арабских торговцев, чтобы возвратиться к озеру Танганьика, которого он достиг в феврале 1869 года.

Около месяца экспедиция передвигалась по озеру на лодках, сначала вдоль западного берега на север, а потом - напрямик через озеро к Уджиджи на восточном берегу. Здесь Ливингстона ожидали некоторые припасы, которые были присланы для него с попутными караванами с Занзибара, хотя большинство из них были разграблены или затерялись в дороге. В июле 1869 года Ливингстон покинул Уджиджи и снова пересёк озеро. Из-за плохого состояния здоровья путешественника и недоверия местного населения, обозлённого набегами работорговцев, эта часть путешествия чрезвычайно растянулась, и лишь 29 марта 1871 года Ливингстон достиг притока Конго Луалабы вблизи Ньянгве - крайней северо-западной точки своих африканских странствий. Так далеко на запад в этих краях к этому моменту не заходил ни один европеец.

Ливингстон всё ещё не знал, к бассейну какой африканской реки - Конго или Нила - принадлежит Луалаба, и был не в состоянии заниматься этим сложным вопросом, поскольку его здоровье продолжало ухудшаться. Вдобавок экспедицию саботировали работорговцы. В результате, Ливингстон не смог найти лодки для путешествия по реке, а передвигаться по суше можно было только пристав к отряду работорговцев, на что миссионер бы никогда не согласился. Ливингстон установил лишь, что Луалаба течёт на север и находится в этом месте на высоте около 600 м над уровнем моря, то есть теоретически может принадлежать к бассейну как Конго, так и Нила. То, что река впадает в Конго, было выяснено уже после смерти Ливингстона Генри Мортоном Стэнли .

Ливингстон и Стэнли

В честь Давида Ливингстона названы города Ливингстония в Малави и Ливингстон (Марамба) в Замбии , а также водопады в нижнем течении Конго и горы на северо-восточном берегу озера Ньяса . Блантайр, крупнейший город Малави с населением более 600 000 человек, был назван так в честь города Ливингстона. В его же честь назван минерал ливингстонит - двойной сульфид ртути и сурьмы. В США именем его назван Американский университет Флориды (American David Livingstone University of Florida), который входит в Научно-образовательный комплекс с Христианским гуманитарно-экономическим открытым университетом (г. Одесса).

50 000 экз.

  • О жизни Ливингстона рассказывается в романе Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан » (глава «Известия о докторе Ливингстоне»).
  • Некоторые заметки о Ливингстоне можно найти в произведении Луи Буссенара " Похитители бриллиантов"
  • (1813-1843 гг.) — неутомимый англичанин, участвовавший в исследовании Африки.

    Он родился 19 марта 1813 года в шотландской фермерской семье. Вырос в бедности и с 10 лет начал работать на фабрике. После работы юноша учился на медицинских курсах и вскоре стал врачом. В 1840 году в качестве - проповедника христианской религии - Ливингстон отправляется в , в Капскую провинцию. Миссионеры по сути оказывались первыми отрядами колонизаторов, так как обращение аборигенов в христианскую веру фактически приводило к их порабощению. Но то, что история знает о миссионерской деятельности Ливингстона, характеризует его как гуманиста. Поэтому аборигены относились к нему с доверием и любовью.

    Миссионерская деятельность обострила у Ливингстона любовь к путешествиям, и 1 июня 1849 года он отправляется в свою первую экспедицию в . В 1853 году на 33 лодках с большим числом проводников и носильщиков Ливингстон направился вверх по реке Замбези. Его поджидали невероятные трудности. Многие участники экспедиции заболели жестокой лихорадкой. Особенно тяжелым было преодоление водораздела и , но в конце мая 1854 года экспедиция наконец выходит на побережье . Ливингстона переполняет чувство гордости: он первым распутал хитросплетения речной сети Южной Африки, первым прошел с востока на запад по южной части Африки.

    1855 год становится «звездным часом» Ливингстона: он открывает водопад Замбези, который называет (в честь английской королевы). Он еще раньше от туземцев знал, что на реке Замбези его поджидает нечто необыкновенное, которое на языке местных жителей называлось «Мози оа тунья» - «Гремящий пар». Только после долгих расспросов стало ясно, что имеется в виду гигантский водопад: местные жители даже не отваживались приближаться к нему. Ливингстон уговаривает гребцов подойти к нему как можно ближе. «Это было самое чудесное зрелище, виденное мной когда-либо в Африке».

    Об открытиях Ливингстона уже были наслышаны в Англии: Британское географическое общество присуждает ему свою первую золотую медаль. Но Лондонское миссионерское общество восторгов не разделяет. Оно недовольно деятельностью Ливингстона как миссионера, который увлекся путешествием и фактически отстранился от принятых на себя обязательств.

    Вернувшись в Англию в декабре 1856 года, Ливингстон выступает с докладами, пишет книгу о своих странствиях и разрабатывает планы новой экспедиции.10 марта 1858 года Ливингстон покидает Англию и направляется теперь в . Там он исследует и наносит на карту озеро , изучая истоки главной водной артерии Африки - . В 1872 году он обследовал северную оконечность озера , но оно принесло разочарование - не здесь находится исток Нила.

    Вскоре Дэвид Ливингстон тяжело заболел, и 1 мая 1873 года его не стало. Д.Ливингстон был другом африканских народов. Его спутники сохранили все дневники и собранные материалы. Они похоронили сердце путешественника в небольшой деревушке Читамбо. Это скорбное место для африканского народа очень популярно у туристов до сих пор. Два многолетних спутника Ливингстона из местных жителей забальзамировали тело и сделали все, чтобы доставить его в на борту английского крейсера.

    Восемнадцать лет тому назад из устья Темзы выходил ничем особенным не заметный корабль, один из таких кораблей, каких тысячи ежегодно приходят к Лондону и от него отходят. На этом корабле плыл из Европы бедный и неизвестный молодой человек. Корабль пристал к африканскому берегу, молодой человек вышел на землю и углубился вдаль, в неведомые пустыни, пропал между дикими племенами, которых даже имена не были известны в Европе. Пропал и слух о бедном молодом человеке.

    Время шло. Европа деятельно занималась решением своих политических и религиозных, гражданских и военных вопросов. По-прежнему в Темзу входило и из Темзы выходило множество кораблей; деловой народ толпами двигался из предместий Лондон в самый город, и — могло ли кому-нибудь прийти в голову вспомнить о каком-то молодом человеке, который восемнадцать лет тому назад уехал в Африку ? Вдруг стоустая молва прославила этого молодого человека: деловые толпы тысячами голосов стали повторят имя доктора Давида Ливингстона , предприимчивого, неустрашимого путешественника, исполненного самоотвержения и преданности своему делу миссионера. В несколько дней ученые и неученые люди в целой Европе знали о его открытиях и единодушно им удивлялись. Тотчас же все церкви евангелического исповедания в Англии согласились публично изъявить свою благодарность человеку, оказавшему столько услуг святому делу миссионерства.

    До открытий Ливингстона вся южная половина Африки казалась однообразною, безжизненною пустыней; карты этой части света робкими точками изображали предполагаемые течения рек, но в некотором удалении от берегов — и точек не было. По берегам известны были редкие поселения и станции, да устья рек, в которых мореплаватели запасались водою. Далее вглубь страны — будто все только степи да степи, сожженные палящими лучами солнца, без воды, без растительности, без жизни, где безраздельно царствуют одни лютые звери, цари пустынь и степей. В эти-то дикие, неведомые края южной Африки дерзнул пробраться Ливингстон.

    Задача Ливингстона состояла в том, чтобы проникнуть внутрь Африки с евангелием и проложить путь просвещению, для прекращения отвратительного торга невольниками, и он победоносным образом выполнил свою задачу. Дорога проложена, и Африка открыта для торговли и цивилизации.

    С 1840 до 1849 года Ливингстон занимался изучением наречий и нравов туземцев и сделал, одно за другим, четыре большие путешествия. Каждое путешествие, взятое отдельно, так значительно, что одно могло бы навсегда прославить человека.

    В первое за тем еще более важное путешествие, предпринятое в 1849 году вместе с женой и детьми, Ливингстону удалось добраться до одного из внутренних озер Африки, озера Нгами, лежащего на расстоянии 1300 верст в прямом направлении от города Капа на мысе Доброй Надежды. Об этом озере он неясно догадывался из разговоров и рассказов туземцев. Потом, все ещё вместе с своим семейством, он все дальше и дальше разведывал и открывал неизвестные до того времени края, и таким образом открыл великолепную реку Замбези, которую он считает большою дорогою для сообщения Европы с внутреннею Африкой. Наконец от 1852 до 1856 года, оставив семейство свое в Капштадте, Ливингстон один, в сопровождении нескольких туземцев, среди бесчисленньх трудностей, прошел через всю Африку, сначала с востока на запад, а потом с запада на восток на пространстве восемнадцати тысяч верст. Благодаря Ливингстону, теперь известно, что внутренняя Африка орошается многоводными реками, покрыта роскошною, разнообразною растительностью; известно, что берега этих рек населены многочисленными племенами, которые имеют понятия о торговле и уж конечно имеют ясное понятие о войне; короче сказать — известно, что южная Африка — не бесплодная, безводная, безлюдная и непроходимая пустыня, а страна с богатою будущностью, открытая для предприимчивости, торговли и миссионеров.

    I

    Ливингстон родился в 1813 году в Блантайре, близ Глазго, в Шотландии . Отец и мать его были люди бедные, которые должны были посылать своего десятилетнего сына работать на бумагопрядильную фабрику, чтобы его заработками поддерживать скудное существование семейства. Ему приходилось работать от шести часов утра до восьми часов вечера. При другом характере мальчик в такой работе заглох бы совершенно и одичал; но маленький Ливингстон, напротив, энергически работал для того, чтобы приобрести себе хороший запас знаний.

    «Получив свой заработок за неделю (пишет Ливингстон), я купил себе латинскую грамматику и несколько лет сряду упорно учился этому языку, потом ходил в школу от 8 до 10 часов вечера, и еще работал с лексиконом до полуночи, пока мать, бывало, не отнимет у меня книг. Таким образом я прочитал многих классиков и в семнадцать лет знал Горация и Вергилия гораздо лучше, нежели знаю их теперь.

    «Школьный наш учитель, получавший жалованье от фабрики, на которой я работал, был человек очень добрый, внимательный и до крайности снисходительный касательно платы с учеников, так что в его школу принимался всякий, кто только хотел».

    Ливингстон читал все, что ему попадалось под руку, все, кроме романов. Книги ученого содержания и путешествия составляли для него наслаждение. После чтения, более всего он любил изучать самую природу. Очень часто, вместе со своими братьями бегая по окрестностям деревни, он собирал образчики минералов. Один раз он забрался в известковые ломки и к большому удивлению рабочих с восторгом бросился собирать раковинки, которых там было много. Один из рабочих смотрел на него с сожалением, а Ливингстон спросил его, отчего здесь такое множество раковин, и как они сюда попали?

    — Когда Бог сотворил эти скалы, в то же время сотворил и раковины, — отвечал с невозмутимым спокойствием работник.

    «Скольких трудов избавились бы геологи и как бы мы все недалеко ушли, если б можно было отвечать на все такими объяснениями»— замечает Ливингстон в своих записках.

    «Чтоб было возможно читать, во время работы на фабрике, пишет автор, я поместил книгу на самый станок, на котором работал, и читал таким образом страницу за страницей, не обращая внимания на стукотню машин со всех сторон. Этому обстоятельству я обязан неоцененною способностью углубляться в самого себя и совершенно уединяться посреди всякого шума; эта способность была мне чрезвычайно полезна в моих путешествиях между дикарями.»

    Ливингстон посвятил свою жизнь страждущему человечеству и избрал для своего служения вернейший путь: решился сделаться врачом и миссионером, и для того не щадил своих сил. В девятнадцать лет он получил место прядильщика и, при первой прибавке жалованья, начал копить деньги. Все лето Ливингстон работает неутомимо; а зимой слушает лекции медицины, греческих классиков и богословие.

    «Никогда никто не помогал мне, — говорит Ливингстон с законным и полным сознанием, — и я, со временем, своими собственными усилиями, достиг бы своей цели, если б неко торые из моих друзей не посоветовали мне войти в сношения с обществом миссионеров в Лондоне, как с учреждением, основанным на самых широких христианских началах. Это общество не имеет никакого оттенка секты и посылает к язычникам не пресвитериан, не лютеран, не протестантов, но самое Евангелие Христа . — «Мне именно этого и хотелось и с таким именно направлением я мечтал об устройстве общества миссионеров. Теперь, когда вспоминаю об этой рабочей поре моей жизни, я благословляю эти минуты, и радуюсь, что большая доля жизни прошла в трудах и занятиях, которыми я достиг своего образования. Если б надо было снова пережить все то, что я пережил, я был бы очень рад и не выбрал бы другого пути жизни, может быть более легкого и беззаботного». Силой воли и неусыпными трудами глазговский прядильщик одолел все препятствия, грозившие разрушить его мечты быть миссионером, и Ливингстон с успехом выдержал медицинский экзамен. Ему хотелось сначала выбрать Китай поприщем миссионерской деятельности, но война за опиум преградила туда все пути, и Ливингстон обратился в ту сторону, где трудился и работал почтенный Моффат, — в Африку.

    II

    После трехмесячного плавания, в 1840 году, Ливингстон вышел на африканский берег в Капштадте. Оттуда скоро он отправился на станцию Куруман, устроенную внутри страны, за 1200 вёрст от Капа, Хамильтоном и Моффатом, к миссии которого он и присоединился.

    Чтобы лучше свыкнуться с новою жизнью, Ливингстон решился удалиться от своих друзей и прожил целые шесть месяцев один одинехонек между дикарями, энергически изучая их язык, привычки и нравы. В эти шесть месяцев он так свыкся с дикарями и так хорошо и легко стал объясняться с ними, что ему не стоило большого труда входить в сношения с разными другими племенами внутренней Африки, что также дало возможность пройти в такие места, куда не осмеливался забираться ни один европеец.

    Ему необходимо было привыкнуть к тяжелым и длинным походам, чтобы переносить их без усталости; вследствие этого он предпринял путешествия для открытий, в сопровождении нескольких человек туземцев. Ливингстон был худощав и вообще слабого сложения и мало надеялся на свои физические силы. Однажды он слышал, как дикари между собой подсмеивались над его слабосилием. «Вся кровь во мне закипела, говорит Ливингстон, и собравши последние силы, совершенно позабыв усталость, которая, точно, начала было меня одолевать, я пошел вперед так скоро и бодро, что смеявшиеся надо мной дикари признались мне, что не ожидали, чтоб я был такой славный ходок.» При таких неизбежно утомительных переходах приходилось часто, что жизнь его была в опасности. Между многими подобными случаями нельзя не упомянуть о встрече Ливингстона со львом, причем он спасся каким-то чудом.

    Стая львов с некоторого времени не давала покоя жителям одного селения. Ночью львы пробирались в ограду, где запирался домашний скот, и выбирали там себе добычу. Наконец они стали являться и нападать на животных даже и днем. Это такой редкий в южной Африке случай, что туземцы, объясняя себе такое несчастье, придумали обвинить соседнее селение, будто тамошние жители наколдовали им эту беду и будто они все обречены в жертву львам. Надо было, во что бы ни стало, избавиться от такой беды. Обыкновенно, нужно убить хоть одного льва из стаи, и тогда все товарищи убитого уходят куда-нибудь в другое место. Когда Ливингстон услышал о новом нападении львов, он сам отправился на львиную охоту, чтобы придать несколько бодрости несчастным дикарям, которые решились от них избавиться.

    «Мы приметили львов на неболышом холме, покрытом густыми деревьями. Весь народ стал кругом холма и начал, понемногу сближаясь, сходиться к логовищу. Я остался внизу холма, пишет Ливингстон, с туземным школьным учителем, прекрасным человеком, по имени Мебальв; у нас обоих были ружья. — Мы заметили одного из львов в лежачем положении, на скале. Мой товарищ выстрелил первый, но худо прицелился, и пуля только отшибла кусочек камня. Как собака бросается на пущенный в неё камень, так лев бросился, оскалив зубы, на место, в которое ударила пуля, потом в несколько прыжков очутился в кругу охотников, которые до того оробели, что все как будто забыли о своем оружии. Два другие льва остались также целы, благодаря трусости охотников, которые и не попробовали пустить в них стрелами или употребить в дело копья. Видя, что охота совсем не удалась, я пошел обратно в селение, и вдруг вижу, что четвертый лев притаился и лежит за кустом. Я нацелил на него в тридцати шагах расстояния и попал обоими выстрелами моего ружья.

    — Ранен, ранен! закричала вся толпа; пойдем покончить его! Но, видя, что лев в ярости помахивает хвостом, я кричал им, чтобы подождали, пока я снова заряжу свое ружье, и уже клал в дуло пулю, когда общий крик заставил меня обернуться. Лев прыгнул ко мне, схватил меня за плечо, и мы оба покатились. Я как теперь слышу страшное рычание льва. Он трепал и тормошил меня как сердитая собака треплет свою добычу. Я так был потрясен, что нравственно совершенно оцепенел; в таком точно оцепенении, вероятно, находится мышь, когда попадается в когти кошки. Я был как в обмороке и не чувствовал ни боли, ни страху, хотя ясно понимал все, что со мной происходило. Я могу сравнить это положение с положением больного, который нанюхался хлороформу и сознательно видит, как хирург отнимает у него член, но не чувствует никакой боли. Я даже мог глядеть без содрогания на страшного зверя, который держал меня под собой. Я полагаю, что все животные находятся под этим странным впечатлением, когда достаются в добычу хищникам, и если в самом деле их состояние похоже на мое в эти ужасные мгновения, то это большое счастье, потому что это облегчает предсмертные муки и ужас смерти.

    «Лапа льва всею своей тяжестью лежала у меня на затылке; поворотив инстинктивно голову, чтоб избавиться от этого давления, я увидел, что взоры льва были устремлены на Мебальва, который в десяти или пятнадцати шагах в него прицеливался. К несчастью, ружье Мебальва было с кремнем и два раза осеклось. Лев оставил меня, бросился на моего храброго товарища и схватил его за бедро. Затем один туземец, которому я прежде спас жизнь, отбив его от преследования разъяренного буйвола, пустил в льва стрелу. Взбешенный лев оставил свою вторую жертву, схватил дикаря за плечо и верно разорвал бы в куски, если б не упал возле него мертвым, вследствие двух смертельных ран, сделанных моими пулями. Все это происшествие было делом нескольких секунд, но последние усилия львиной ярости были ужасны. Чтоб уничтожить след предполагаемого колдовства, дикари на другой день сожгли убитого льва на большом костре; лев был огромный; дикари уверяли, что они еще никогда не видали львов такой величины. — После этой истории у меня на плече остались следы одиннадцати зубов этого чудовищного зверя, который в то же время сломал мне кость руки в нескольких местах. Мне много помогла моя одежда, на которой осталась зловредная слюна разъяренного зверя, и раны мои скоро зажили; но товарищи мои, которые были без одежды, выздоравливали медленно. Тот, которому лев укусил плечо, на следующий год показывал мне, что раны снова открылись в тот самый месяц, в который лев укусил его. Этот факт стоил бы наблюдения и изучения.»

    Когда Ливингстон мог совершенно свободно владеть туземным языком, привык ко всем трудностям и опасностям своего положения, не боялся усталости, то задумал учредить новую станцию, далее в глубине внутренней части Африки, примерно еще за 350 вёрст от станции Куруман. В 1843 году Ливингстон основался на первый раз в местечке Маботсе; а через два года перенес все свое заведение на берег реки Колобенг, чтоб жить посреди племени бэкуэнов (баквена). Там он подружился с начальником (вождем) этого племени, Сечеле. Отец его погиб при возмущении, когда Сечеле был ещё ребенком; долгое время его властью пользовался другой, но потом Сечеле, при помощи одного владетеля внутренней области, по имени Себитуане, возвратил себе власть над бэкуэнским племенем.

    Дружеские отношения этих двух начальников помогли впоследствии Ливингстону найти в странах, до того совершенно неизвестных, такие населения, которые расположены были его принять и ему покровительствовать. А покамест Ливингстон мечтал и думал только о том, как бы обратить на путь Евангелия Сечеле и подвластное ему племя.

    «Первый раз, когда я завел речь о христианском учении в присутствии моего приятеля Сечеле,— рассказывает доктор Ливингстон, — он заметил мне, что по обычаю края, всякий имеет право делать вопросы тому, кто скажет о чем-нибудь необыкновенном; и спросил меня, знали ли обо всем этом мои предки и имели ли понятие о будущей жизни и о страшном суде, о чем я именно в этот день проповедовал?

    «Я отвечал ему утвердительно словами Св. Писания и начал описывать ему страшный суд.

    «Ты меня ужасаешь, сказал Сечеле; эти слова приводят меня в трепет. Я чувствую, что слабеют мои силы! Твои предки жили в одно время с моими, отчего же они не научили их, не объяснили им этих истин? Мои предки умерли в неведении и не знали, что с ними будет после смерти.

    «Из такого затруднительного вопроса я выпутался, объяснив географические препятствия, которые нас разделяют, и в то же время представил ему, что твердо верю в торжество Евангелия по всей земле. Показывая рукой в сторону великой степи, Сечеле сказал мне: «Никогда ты не пройдешь в ту далекую страну, которая за этой степью, и не доберешься до племен, живущих там; даже мы, черные, не можем пускаться в эту сторону иначе, как после проливных дождей, которые у нас очень редки. На это я опять отвечал, что Евангелие везде проникнет. После читатель увидит, что Сечеле сам помогал мне пройти пустыню, которая долгое время считалась непреодолимою преградой.»

    Скоро Сечеле начал учиться читать и занялся с таким прилежанием, что бросил свою охотничью жизнь, и от такого спокойного занятия, из худощавого человека сделался полным. Он не мог видеть Ливингстона, чтоб не заставить его прослушать несколько глав Библии. Исайя был любимый его автор, и Сечеле часто повторял: «Исайя был великий человек и хорошо умел говорить.» Зная, что Ливингстону хотелось, чтоб все подвластное ему племя уверовало в Евангелие, он ему сказал однажды: «Ты думаешь, что этот народ послушает одних твоих слов? Во всю мою жизнь, я от них ничего не мог добиться иначе, как побоями. Если хочешь, я велю всем начальникам явиться, и тогда мы как раз заставим их всех уверовать литупами» (это длинные кнуты из носороговой кожи). Я уверял его, конечно, что это средство не годится, что кнутовое убеждение худо действует на душу и что я достигну цели только словом; но это казалось ему крайне диким, невероятным и невозможным. Однако он делал не быстрые, но твердые успехи и при всяком случае подтверждал, что глубоко верует во все истины, проповедуемые Евангелием, и сам действовал всегда с прямотою и откровенностью. «Как жаль, — говорил он часто, — что ты не явился сюда прежде, чем я опутал себя всеми нашими обыкновениями!»

    В самом деле, туземные обыкновения не совсем гармонировали с христианскими. Чтобы утвердить свое влияние на подданных, да и по обычаю всех начальников племен в Африке, у Сечеле было несколько жен, все дочери значительных людей края и по большей части дочери начальников, которые были ему верны в его дурные и несчастные дни. Вследствие новых убеждений, он хотел бы оставить себе одну жену, а других отослать к родителям; но это был слишком трудный шаг и в отношении к самому себе и в отношении отцов, которым такой поступок мог казаться неблагодарностью и мог поколебать его власть. В надежде обратить в христианство других туземцев, Сечеле просил Ливингстон начать у него домашнее богослужение. Ливингстон с радостью поспешил воспользоваться таким благоприятным случаем, и вскоре был поражен молитвой начальника, которая была проста, в выражениях благородных, кротких и показывала все красноречие туземного языка, которым вполне владел Сечеле. Однако никто не присутствовал при этих богослужениях, кроме собственного семейства начальника, и он говорил с грустью: «Прежде, когда начальник любил охоту, все ему подвластные делались охотниками; если он любил музыку и танцы, всем также нравились и танцы и музыка. Теперь совсем другое! Я люблю слово Божие и ни один из моих братий нейдет, не хочет со мной соединиться». В течение трех лет Сечеле оставался верен новому принятому им верованию Христа. Но доктор Ливингстон не торопил его принять крещение; он понимал трудность его положения и жалел жен начальника. Но Сечеле сам пожелал быть окрещенным и просил, чтоб Ливингстон действовал, какъ ему повелевает слово Божие и его собственная совесть: а сам отправился в свой дом, при казал сделать новые одежды всем своим женам, разделил между ними все, что им следовало, наделил их всем, что имел лучшего, отправил к родителям и приказал сказать, что отсылает этих женщин не потому, чтоб был ими недоволен; но потому только, что уважение к слову Божию запрещает ему иметь их у себя.

    «В день крещения Сечеле и его семейства собралось множество народу. Некоторые из туземцев, обманутые клеветниками и врагами христианской веры, думали, что обращенным дадут пить воду, настоянную человеческими мозгами. И все были удивлены, что при крещении мы употребляем только чистую воду. Некоторые старики горько плакали о начальнике, которого околдовал доктор».

    Вскоре против Сечеле составились партии, чего прежде крещения не было. Все родственники отосланных жен сделались его неприятелями и врагами христианства. Число слушателей молитвы и учеников школы ограничивалось членами семейства начальника. Однакож, Ливингстона все уважали и дружелюбно с ним обращались; но бедному и когда-то страшному Сечеле приходилось иногда выслушивать такие вещи, за которые прежде всякий дерзкий поплатился бы жизнью.

    III

    В то время, когда обращение в христианство Сечеле так радовало Ливингстона, неожиданное испытание поразило новую миссию. Это были необыкновенные засухи, продолжавшиеся почти три года.

    Дожди, само собою разумеется, — главная необходимость жителей Африки, и они воображают, что некоторые люди имеют возможность посредством колдовства привлекать тучи. Эти производители дождей имеют на весь народ влияние сильнее, нежели влияние начальника, который сам часто обязан покоряться им. Всякое племя имеет своего делателя дождя или дождевого мастера, а иногда в одном месте их бывает два и даже три. Как любые плуты, они умеют пользоваться легковерием своих поклонников. Один из самых известных привлекателей туч и делателей дождей, как рассказывает знаменитый миссионер Моффат, был вызван в Куруман бэкуэнским племенем. По счастливому случаю, в тот день, когда объявлен был приезд ожидаемого волшебника, над Куруманом собрались тучи, загремел гром и упало на землю несколько крупных капель дождя. Отовсюду раздались радостные крики. Однако, тучи пронеслись мимо, и засуха продолжалась, несмотря на то, что волшебник потом всякий день рассматривал облака, выделывал какие-то штуки, размахивая руками. Ветер не изменялся, засухи продолжались.

    Однажды, когда он спал крепким сном, полил дождь. Начальник отправился поздравить привлекателя туч; но был очень удивлен, когда нашел его спящим. «Что это, отец мой? я думал, что ты занят дождем: а ты спишь!»

    Плут проснулся; но видя, что жена тут же сбивает масло, нисколько не потерялся и отвечал: «Не я, так жена моя, вот видишь, продолжает мое дело и колотит, чтоб шел дождь; а я утомился за этой работой и лег немного отдохнуть.»

    Но не всегда удается этим обманщикам так легко отделываться, и большая часть их погибает в жестоких мучениях. Рано или поздно открывается их обман, и их убивают рассерженные дикари, которые так легко сначала им верят. Несмотря на это, являются другие и находят себе поклонников, которые опять, при первой неудаче, проклинают их и без пощады убивают.

    Сечеле был один из знаменитых привлекателей туч и дождей, и что всего страннее, сам слепо веровал в свою способность. Впоследствии он сознавался, что изо всех языческих предрассудков, вера в свою силу и возможность привлекать дождь была в нем вкоренена всего глубже, и что с этим предрассудком ему труднее всего было расставаться.

    В первое время засухи, по совету Ливингстона, все племя бэкуэнов перебралось и расположилось на берегу реки Колобенг, на 700 вёрст далее вглубь Африки.

    Поливанием полей, посредством ловко расположенных плотин и запруд, некоторое время успешно поддерживались цветущие плантации. Но на второй год не было ни капли дождя, и река в свою очередь высохла; вся рыба, которой было много, погибла; сбежавшиеся из соседних мест гиены не могли пожрать всю эту массу дохлой рыбы. Между этими остатками был даже огромный крокодил, который погиб тоже от недостатка воды. Жители этой несчастной местности начали думать, что Ливингстон навлек на Сечеле беду и лишил его способности привлекать дождь; в скором времени явилась от народа значительная депутация и умоляла Ливингстона позволить начальнику привлечь тучи и дождь, чтоб оживить землю, хоть на короткое время. «Посевы погибнут, — говорили они Ливингстону, — и нам придется рассеяться, бежать от этих мест! Позволь Сечеле еще один раз привлечь дождь, и тогда мы все, мужчины, женщины и дети, примем Евангелие и будем молиться и петь сколько тебе захочется.»

    Ливингстон напрасно старался уверить дикарей, что он ни в чем этом не виноват, что сам он страдает точно так же, как и они; но бедные дикари приписывали его слова равнодушию к их общему бедствию. Часто случалось, что тучи сходились над головами бедных жителей, гремел гром и, казалось, предвещал желаемый дождь; по гроза обходила стороной и дикари окончательно убеждались, что между ними, проповедником слова Божия и их бедствием есть какая-то таинственная связь. «Посмотри, — говорили они, — у соседей наших бывает обильный дождь; а у нас не бывает. У нас молятся, а у них никто не молится. Мы тебя любим, точно как будто ты родился между нами; ты один белый, с которым мы можем жить вместе, и мы просим тебя: перестань молиться и не говори больше своих проповедей.» Можно себе представить неприятное положение Ливингстона при таких обстоятельствах, и мог ли он исполнить желание дикарей? Но, к чести всего племени бэкуэнов должно прибавить, что несмотря на их языческие предрассудки и постоянство бедственной для них засухи, они не переставали быть добры и оказывать свое расположение к миссионеру и его семейству.

    Возле благородной личности Ливингстона всегда стоит существо, близкое ему и всем его действиям, это существо — преданная ему жена, дочь почтенного миссионера Моффата. Удаленная от сует миpa, отдавшаяся вполне семейным заботам, эта женщина олицетворяет высокое, идеальное назначение жены, быть во всем помощницей и никогда препятствием в полезных действиях мужа.

    Вот извлечение из записок Ливингстона о его домашней жизни: «Мы ни за какие деньги не можем здесь достать предметов самых необходимых для жизни. Нам нужны кирпичи, чтоб состроить себе дом; для этого надо сделать форму, и для одной формы срубить дерево, самому распилить на доски, и распиливши, сделать как следует. Одно за другим понадобятся все мастерства: а на туземцев рассчитывать невозможно; они так привыкли к природной круглой форме, что форма четырехугольная ставить их в тупик: они не понимают, как взяться за дело. Все три дома, которые мне пришлось строить, сложены собственными моими руками от основания до крыши; каждый кирпич я формовал и клал на место сам, каждое бревно отесано и положено моими собственными руками.

    «Я не могу не заметить при этом случае, что совсем не так тяжело и трудно, как думают, рассчитывать только на самого себя, и когда, в пустынном краю, муж и жена только своей взаимной помощи и трудам обязаны большею частью тяжело добытого благосостояния, то их существования связаны еще теснее и принимают прелесть неожиданную. Вот вам образчик одного из таких дней нашей семейной жизни:

    «Встаем с восходом солнца, чтоб насладиться прелестью утренней прохлады, и завтракаем между шести и семи часов. Затем следует время ученья, при котором присутствует всякий: мужчины, женщины и дети. Ученье кончается в одиннадцать часов. Пока жена занимается делами хозяйства, я работаю, то за кузнеца, то за плотника или садовника, иногда для себя, иногда для других. После обеда и часового отдыха около жены моей собирается около сотни малюток; она им показывает что-нибудь полезное и учить, кого учить, кого шить; все дети с удовольствием ждут этих минут детских школьных собраний и учатся с большим прилежанием.

    «По вечерам я хожу по селению, и кто хочет — разговаривает со мной или о религии, или об общих предметах жизни. Три раза в неделю, после того, как подоят коров, я совершаю церковную службу и говорю проповедь или объясняю непонятные для дикарей предметы посредством картин и эстампов.

    «Мы с женой старались приобрести любовь всех нас окружающих, помогая им в телесных страданиях. Миссионер не должен ничем пренебрегать; малейшая услуга, ласковое слово, приветливый взор, все доброе — вот в чем состоит единственное оружие миссионера. Оказывайте милосердие самым отъявленным противникам христианства, помогая им в болезнях, утешая их в горести, и они сделаются вашими друзьями. В таких случаях вернее всего можно рассчитывать на любовь за любовь.»

    Посреди трудов наш миссионер встретил беду, больше той, которая угрожала ему за засухи; ему нужно было избавиться от нападений бойеров (буров) . Бойеры (буры), т.е. фермеры, были первоначальные голландские поселенцы в окрестностях Капа, прежде нежели англичане заняли этот край. С тех пор некоторые из голландских колонистов, чтобы не быть под властью новых завоевателей, оставили земли колонии и ушли внутрь Африки, к 26 град. юж. широты, и основались в Магалисберге, в горах, лежащих к востоку от станции Колобенг.

    С течением времени новая колония пополнилась английскими беглецами, бродягами всякого рода, размножилась и увеличилась до того, что составилась независимая республика. Одна из важных целей всех этих людей состоит в том, чтобы удержать в своей зависимости готтентотских невольников, которые по английским законам должны бы быть свободными.

    Они говорят так о своих отношениях к туземцам, у которых они отняли землю: «Мы позволяем им жить в наших владениях; поэтому справедливо, что они должны обрабатывать наши поля».

    Ливингстон несколько раз видел, как эти поселенцы неожиданно вторгались в селение, собирали несколько женщин и уводили их полоть свои сады и огороды; и эти бедные женщины должны были бросать свою собственную работу, идти за ними и тащить на своей спине грудных детей, пищу для себя и еще инструменты для работы, и все это делать безо всякого вознаграждения, без платы за труды. К этому выгодному способу иметь даровых работников они прибавили еще более выгодный. Иногда огромная шайка таких разбойников бойеров отправляется в дальние селения и похищает там детей, особенно мальчиков, которые скоро забывают свой родной язык и легче свыкаются с неволей.

    Надо прибавить к этим отвратительным поступкам еще то, что эти колонисты называют себя христианами и не стыдясь признаются, что охотятся за людьми. Они оправдываются тем, что негры — низшая порода людей; но оправдывается ли этим самое дело и не есть ли это только оправдание бессовестных людей? Вследствие этого они преследуют все то, что служит к развитию негров, а потому преследуют и миссионеров, которые проповедуют, что нет невольников. Успехи миссионеров для бойеров обидны и кажутся им просто неприятельским нападением. Они стараются вредить, преследуют и, наконец, явно нападают и заводят войну с теми племенами, которые живут в дружеских отношениях с миссионерами. Все эти неприятности и значительные препятствия навели Ливингстона на мысль, и даже принудили его — искать нового пути внутрь Африки, новых стран, далее к северу, куда племена могли бы уйти от преследований своих неприятелей.

    IV

    Но куда было идти? На запад и на север, между станцией и дальними племенами, за дружественное расположение которых ручался Сечеле, простиралась, как непреодолимая преграда, степь Калахари. Так называется обширная плоскость, лежащая между 20° и 26° долготы, и 21° и 27° юж. шир. Там нет ни рек, ни гор, ни долин и, что всего страннее, ни одного камня. Но степь эта — не какая-нибудь бесплодная и безлюдная знойная Сахара. Нет, трава там местами такая же густая, сочная и высокая, как в Индии; непроходимые леса покрывают огромные пространства, растут гигантские мимозы, цветущие роскошные кустарники, разнообразные цветы.

    Но Калахари вполне заслуживает название степи, по совершенному недостатку воды. Жажда, томительная жажда, сильнее нежели все другие препятствия, останавливает путешественников. «Сухость или совершенный недостаток воды, пишете миссионер Лемю с юга Африки, происходит не от того, что там не бывает дождей: но именно от слишком гладкой плоскости края. Ни возвышенности, никакого ската, нигде ни малейшего углубления, где бы могла скопляться вода; легкая, рыхлая и песчаная почва везде поглощает воду и нигде ее не отдает.

    Во время сильных дождей земля вбирает тотчас всю массу падающей воды, до того, что при проливном дожде днем, путешественник вечером уже не найдет чем утолить мучительную жажду.

    Однако ж, кое-где, на больших расстояниях, встречаются местечки не совершенно песчаного грунта, где удерживается и сохраняется дождевая вода. Во время дождей эти лужицы становятся маленькими озерами. Тогда человек, лев, жираф, все жители этой страны приходят один за другим утолить жажду, и при таких встречах случаются, конечно, ужасные и смертельные драки. Понятно также, что, при африканском палящем солнце, вода в этих бассейнах скоро испаряется, и рассчитывать на воду этих мест невозможно; случается также, что в некоторых местах эта вода растворяет соль, заключающуюся в почве, делается солоноватою и еще сильнее разжигает жажду.

    Но и в этих негостеприимных местах живут люди! Они принадлежат к двум племенам, которые хотя в течении столетий подчинены одинаковым условиям климата, но сохранили заметное различие, по которому можно судить о различном происхождении.

    Первые из них бушмены, первобытное племя этой части материка; народ кочующий, живет охотой и переходит с места на место вслед за дичью, которою питается. Они деятельны, неутомимы, без страха нападают на львов и своими ядовитыми стрелами наводят страх на всех своих врагов.

    Второе племя, бакалихари, принадлежит семейству бэкуэнов. Это остатки того племени, которое, вследствие войн и притеснений, должно было в этих пустынях искать себе убежища и свободы. Они сохранили все прежние свои наклонности: любовь к земледелию и способность ухаживать за домашними животными. По природе робкие до чрезвычайности, они отличаются кротостью нравов и гостеприимством. И почти нет поблизости владельца, который бы не считал их себе подвластными рабами. Всякий из начальников, как бы он ни был малозначителен, говоря о них, непременно скажете: Мои работники бакалихари. Их земли так и называются: Калихари, земля рабов.

    Бакалихари любят, однако же, свои дикие пустыни, которые, по своей обширности, дают им возможность укрываться от притеснителей. Они очень искусно отыскивают места, где держится хоть немного воды, и женщины собирают ее в кожаные мешки или в искусно просверленную скорлупу страусовых яиц, и осторожно прячут под землей, чтобы сохранить её свежесть и скрыть от неприятелей.

    Если путешественник явится к ним с дружелюбными намерениями, и эти бедные люди через несколько времени удостоверятся в этом, то вынут воду откуда-нибудь, где и подозревать её невозможно, и дадут утолить жажду. Однажды шайка грабителей напала на одно из таких бедных селений и требовала воды. Им отвечали хладнокровно, что воды нет и никто не пьет ее. Пришлецы караулили жителей целый день и целую ночь, с неусыпным вниманием, которое возбуждаемо было страшною жаждой; но ничего не могли приметить; жители как будто привыкли жить без питья и не страдали жаждой, как они. Не дождавшись ни капли, неприятели должны были уйти и сами отыскивать воду где-нибудь в лужах.

    Что всего страннее в привязанности бакалихари к своим землям, это то множество зверей, нападениям которых они беспрестанно подвержены. Не считая слонов, львов, леопардов, тигров, гиен, одних змей всех родов такое множество, что их беспрестанное шипение наводит смертельный страх на путешественника. Некоторые змеи — зеленые, как листья, в которых они скрываются, другие синеваты и похожи цветом на ветви, около которых обвиваются. Укушение почти всех этих змей смертельно. Лемю упоминает об одной из них, самой опасной змее, называемой Chosa Bosigo или змея ночи. «Она совершенно черна и наводит на человека ужас своими отвратительно выпуклыми, совершенно круглыми несоразмерно большими глазами; устремленный взор этой змеи невыносим и не может ни с чем сравниться по всей природе. К тому же она такой огромной величины, что я видел однажды (говорит Лемю), как туземцы убивали такую змею дротиками на большом расстоянии.

    Вид растений изменяется в Африке сообразно требованиям климата и почвы: так напр. тамошний виноград имеет не такие корни, как наш: там корень у него образовался клубнями, как у нашего картофеля: может быть, это было усилие природы — сохранить в запасе сколько-нибудь влажности, столь необходимой во время продолжительных засух. Два другие растения — совершенное благодеяние для жителей этой степи. Стебель одного подымается от земли едва на три вершка; а вглубь идет почти на 7 вершков и вырастает клубнем в большую детскую голову; клетчатая ткань этого плода наполнена густым соком, который, благодаря глубине, в которой он зреет, бывает необыкновенно свеж.

    Другое растение еще лучше, оно вроде арбуза. После сильных дождей, какие иногда-таки бывают, пустыня покрывается этими плодами и представляет очаровательную, оживленную и даже вкусную картину.

    Когда первые лучи солнца начинают золотить верхушки дерев, — заворкует уныло и нежно горлица, и ей на этот утренний приветь ответят таким же нежным воркованьем её пернатые подруги. Темно-синие скворцы, красивые сойки перелетают с дерева на дерево. По ветру качаются висящие на ветках гнездышки клеста, который привешивает гнездо к ветви на гибком каком-нибудь стебельке, чтоб предохранить свое потомство от нападения змей; а на других деревьях спокойно прикреплены странного устройства гнезда птиц, живущих семьями и составляющих часто значительные колонии. — В лесу шумно раздается стук клюва дятла и тукана, которые под шероховатой корой мимозы отыскивают себе всяких насекомых и гусениц».

    Такие места предстояло пройти Ливингстону, чтоб добраться до племен, живущих внутри Африки. Чтоб избегнуть трудностей, которые пришлось бы переносить в случае продолжительных засух, он решился идти не прямым путем; но обойти окраинами степи и тем по возможности предупредить все бедствия путешествия в таких краях.

    1 июня 1849 года Ливингстон, с семейством и двумя своими друзьями, Освелем (Осуэллом) и Мурреем (Мерреем), пустился в дорогу, в края неведомые. Более пятисот вёрст они шли среди ужасной безводицы; но можно представить себе их восторг, когда после тридцати дней страшно тяжелого пути кончились безотрадные, бесплодные, пустынные места, и они подошли к берегам широкого и глубокого потока, Зуга, осененного великолепными деревьями, между которыми были совсем неизвестные нашим путешественникам.

    Жители приняли чужестранцев с полным и искренним радушием и рассказали, что Зуга вытекает из озера Нгами, лежащего на 500 вёрст далее к северу. Ливингстон, в радости от такого неожиданного открытия, предоставил своим спутникам потихоньку пробираться в тяжелом экипаже по извилинам реки: а сам, с несколькими провожатыми сел в лодку из древесной коры и поплыл к озеру. По мере того, как они поднимались вверх по течению, река становилась и шире и вверх по течению, река становилась и шире и глубже, и но берегам чаще виднелись селения. Наконец 1-го августа маленький караван, после двухмесячного тяжелого пути, остановился на берегу красивого и великолепного озера, где не был до тех пор еще ни один европеец. — Жена Ливингстона и их трое детей, делившие с отцом все лишения трудного пути, разделили с ним честь открытия озера. Озеро Нгами в длину около 35 верст; но несмотря на обширность, неглубоко и потому на нем никогда не будет правильной навигации; а берега могли бы быть центром торговли слоновой костью.

    И в самом деле, слонов там такое множество, что один купец, который присоединился к экспедиции Ливингстона, за ружье, которое едва стоило пять рублей, купил десять слоновых клыков. В озере и в реке великое множество всякой рыбы, и рыбой питаются все жители, вопреки обычаев более южных племен, у которых рыба считается нечистым кушаньем. Одна рыба обратила особенное внимание Ливингстона: она похожа на угря с толстой головой, без чешуи; туземцы называют ее мосала, а натуралисты glanis siluris (сом). Эта рыба бывает иногда очень крупна; когда рыбак несет ее, держа голову па плече, то хвост рыбы тащится но земле; в голове её, по особенному устройству жабр, всегда хранится несколько воды, так что она может жить довольно долго, зарывшись в густую грязь высыхающего болота.

    Ливингстону очень хотелось проникнуть за озеро, до поселения значительного царька по имени Себитуане, друга Сечеле, обращенного в христианство. Но недоброжелательство одного из местных начальников селения, невозможность достать лесу для устройства плота и позднее время года, все было препятствием, так что пришлось отложить эту поездку до другого, удобнейшего времени, и наши путешественники поехали обратно по дороге в Колобенг.

    В следующем 1850 году опять попробовали пробраться в ту же сторону; к ним присоединился и обращенный Сечеле; но надежда снова обманула Ливингстона. Некоторые из путешественников заболели лихорадкой, а упряжные волы были чуть не все истреблены ядовитой мухой, называемой цеце. Надо было спешить кое-как воротиться.

    Муха цеце, glossina morsitans, которая всегда играет замечательную роль во всех рассказах о путешествиях но Африке, не более нашей обыкновенной мухи, буроватого цвета, как пчела, с тремя или четырьмя желтыми полосками на брюшке. Её жало нисколько не вредно человеку: но если она ужалит вола или лошадь, то им нет спасения. Замечено также, что и диким животным цеце не опасна, и даже не вредит телятам, которые сосут ещё своих маток. Эта муха водится только в некоторых, резко ограниченных полосах; Ливингстон сам видел, что южная сторона реки Хобе была ими населена, а противоположный берег свободен, так что волы совершенно безопасно наелись на расстоянии 70 шагов от смертельных своих врагов. Сначала ужаление цеце не производит на вола никакого особенно вредного действия; но через несколько дней после того являются признаки болезни. Вол худеет со дня на день больше и больше, и через несколько недель или месяцев, ослабев окончательно, умирает. Нет никакого средства против такого бедствия. Там, где скотоводство — единственное богатство народа, можно себе представить, какое несчастье может случиться, если стада как-нибудь забредут за безопасную черту, в полосу, населенную ядовитой мухой: тогда племя богатое может разом потерять все и терпеть ужасный голод.

    Путешественника, у которого волы тянут фургон и в то же время обеспечивают своим мясом его продовольствие, в случае неудачной охоты, легко может умереть с голоду, если эта зловредная муха попадется ему на дороге.

    V

    Только что Ливингстон с своими товарищами вернулся с дороги после второй неудавшейся экспедиции, как приехали на станцию Колобенг люди, посланные от Себитуане, к которому именно и хотел добраться Ливингстон. Себитуане знал об обеих попытках миссионера ехать к нему, и потому прислал в подарок значительное число волов трем подвластным ему начальникам, мимо селений которых приходилось бы ехать нашим путешественникам, чтобы они не препятствовал и, а еще помогали экспедиции миссионера.

    До этих подарков, начальники в самом деле всячески мешали Ливингстону проникнуть внутрь страны, потому что им хотелось одним сохранить все выгоды сношения с европейцами.

    Ободренный таким настойчивым призывом, в начале весны 1851 года, Ливингстон, с другом своим Освелем, отправился в путь, с твердым намерением окончательно устроить станцию миссионерства посреди вновь открытых племен. Ливингстон взял с собой жену и детей, решившись с ними остаться посреди дикарей и пустынь Африки.

    Наши путешественники заметили с удивлением целую цепь болот, покрытых соляными кристаллами; одно из этих болот тянулось на 175 верст в длину, а в ширину было верст 25. По ошибке проводника, путешественники шли по самой безотрадной стороне пустыни, безо всякой растительности; только кое-где высовывались малорослые кусточки, ползущие но песку; однообразное безмолвие степи не оживлялось ни голосом птички, ни полетом насекомого. Проводник признался, наконец, что сам не знает куда ведет, и вдобавок, на четвертый день скрылся. К счастью маленького каравана, Ливингстон заметил следы носорога, который никогда не уходит далеко от воды. Отпрягли волов, и некоторые из прислуги пошли по следам животного, в уверенности, что найдут поблизости хоть какую-нибудь лужу.

    Пять дней прошли в этом направлении, пять ужасных дней для отца, который видел, что истощается маленький запас воды, тщательно сохраняемый для детей. Ни упрека, ни ропота не произнесла бедная мать; но несколько тихих слез доказывали её отчаянные опасения о судьбе всех дорогих её сердцу. Наконец, на пятые сутки, явились посланные с хорошим запасом воды. Возвратился с ними и бежавший проводник, и все потянулись к берегу Чобе (Линьянти), широкой и глубокой реки, которая течет в Замбези. При этой реке расположено селение Линьянти, местопребывание Себитуане, царька племени макололо.

    Прием, сделанный миссионеру, явно показывал расположение и нетерпение, с которым он желал видеть у себя Ливингстона. Себитуане просил позволения присутствовать при служении обедни, которую Ливингстон назначил на другой день после своего пpиезда, и совершил в присутствии царька и всего села.

    «Рано, до рассвета,— рассказывает Ливингстон,— Себитуане пришел и сел с нами у разведенного огня и рассказал нам историю своей прошедшей жизни.

    «Себитуане был, несомненно, самый замечательный человек из всех негров, каких только мне случалось встречать. Ему было около сорока пяти лет; высокий рост и геркулесовское телосложение показывали много силы: цвет лица оливковый, и голова с небольшой лысиной. В обращении он обыкновенно холоден и осторожен; но с нами обошелся очень приветливо и отвечал на все с такой откровенностью, какой я не находил в сношениях моих ни у одного из черных начальников. Себитуане был самый храбрый воин во всем краю и всегда сам предводительствовал своим войском во всех сражениях: хотя это было против общего обыкновения страны, но он пренебрегал обыкновениями и не действовал никогда по примеру других. Часто он воевал, и всегда счастливо; но к чести его надо сказать, что война не составляла для него удовольствия: он воевал не для славы, а только по необходимости: он вынужден был защищаться от бойеров и других, более опасных врагов, матебеле и их царька Мозелекатси».

    В то время, когда Ливингстон увидел Себитуане, он покорил сeбе все мелкие племена, населяющие болотистую местность при впадении Чобе в Замбези. Сосредоточив в этом месте все свои силы, он принимал благосклонно всех, кто искал у него покровительства: он был любим всеми за свою доброту и справедливость. Себитуане был очень доволен, что Ливингстон не побоялся взять с собой свое семейство; он принял это доказательством доверия, которое льстило его благородному характеру.

    Себитуане показывал Ливингстону окрестности и предоставил ему выбрать место для основания миссионерской станции где захочет; но вскоре он неожиданно заболел, вследствие давнишних ран. Все предприятия миссионера остановились; и положение Ливингстона было очень неприятно: как чужеземец, он не решался лечить больного, чтоб в случае смерти его не быть обвиненным народом. «Ты хорошо делаешь, — сказал один из туземных врачей Ливингстону, — что не лечишь начальника; народ обвинить тебя, и будет беда».

    «После обеда, в день кончины предводителя и начальника народа,— пишет Ливингстон, — я с своим маленьким Робертом пошел навестить его больного. «Подойдите, сказал он, и посмотрите, похож ли я ещё на человека? Пришел мой конец!»

    «Видя, что он понимает своё положение, я начал говорить о смерти и о будущей жизни, но один из присутствующих заметил мне, что говорить о смерти не нужно, потому что Себитуане никогда не умрет. Я остался еще несколько минут возле больного, потом хотел уйти: тогда больной поднялся, позвал одного из прислуги и сказал: «Отведи Роберта к Маунке (одной из его жен), чтоб она д ала ему молока». Это были последние слова Себитуане.

    Хотя смерть такого могущественного покровителя разрушала на время предположения Ливингстона, но не лишила его благосклонности и дружеских отношений туземцев. Дочь, наследница умершего царька, позволила миссионеру осматривать свои владения.

    В противоположность с бесплодными пустынями южной части Африки, эта часть — настоящий лабиринт рек, и туземцы очень верно называют свой край именем, которое в переводе значит: «река на реке». Следуя по главному течению, наши путешественники открыли великолепную реку Замбези, которая впадает в Мозамбикский залив, как впоследствии убедился Ливингстон.

    Река Замбези несколько раз переменяет свое название; ее зовут то Либа, то Лиамби, то Замбези. Все эти названия означают река на разных наречиях племен, которые живут по её берегам. Ливингстон описывает эту реку так:

    «В ширину Замбези от 170 до 230 сажен; несмотря на засухи, вода в ней всегда в изобилии. Берега от 2 до 3 сажен вышины; а во время наводнений, которых следы видны повсюду, берега заливаются верст на двадцать в обе стороны. При ветре, волнение бывает так сильно, что переправы опасны. Однажды переправился я на другую сторону в хорошую погоду; а на возвратном пути, после священной службы, едва уговорил туземцев перевезти меня обратно на их лодках».

    Нельзя представить счастья, которое наполняло душу Ливингстона при виде этой великолепной реки, которая в его мечтаниях была естественным и удобным путем в эти недоступные страны. Теперь, значит, найден ключ к этому таинственному краю.

    Возвратясь в третий раз в Колобенг, миссионер плакал от восторга, и решился, во что бы то ни стало, настойчиво продолжать дальнейшие открытия.

    Вот письмо Ливингстона, посланное обществу миссионерства в Лондон, от 4-го октября 1851 года.

    «Вы, видите, какие обширные страны открыты перед нами по воле благого Провидения; но я чувствую, что не в состоянии ничего предпринять, если не буду освобожден от всех домашних забот. Так как у нас было уже намерение отослать детей в Англию, то я нахожу, что теперь отослать их вместе с матерью — будет всего умнее. Тогда я могу ехать по своим делам один и посвятить два или три года этим новым странам. Одна мысль о разлуке с женой и детьми разрывает мое сердце; но эта жертва необходима.

    «Подумайте, какое множество народа в землях Себитуане расположено принять Евангелие, подумайте, что, по всем вероятностям влияние и старания миссионеров могут прекратит торг неграми в большей части Африки. Подумайте, что в особенности с этим вновь открытым путем является возможность сношений христиан с дикарями; и тогда, я уверен, ответа на это письмо мне не придется долго ждать.

    «Мое честолюбие ограничивается желанием перевести Библию на их язык, и когда я достигну того, что она будет доступна пониманию этого народа, то я умру спокойно.»

    На такой призыв человека, преданного идее христианства, общество миссионеров не могло отвечать неудовлетворительно.

    (Продолжение следует)

    (1813-1873) английский путешественник, исследователь Африки

    Давид Ливингстон родился в обедневшей фермерской семье в городе Блантайр в шотландском графстве Ланарк, недалеко от города Глазго. Детство мальчика было очень тяжелым, так как, будучи десятилетним подростком, он с раннего утра до позднего вечера работал на хлопчатобумажной фабрике, а после работы еще учился в вечерней школе. По ночам юноша много читал, особенно все, что касалось научных вопросов и путешествий. По воскресеньям отправлялся в дальние прогулки, во время которых собирал коллекции минералов, составлял гербарии, искал окаменелости. Эти прогулки усилили его любовь к природе и стремление к научным исследованиям.

    Упорным трудом Давид Ливингстон подготовил себя к поступлению на медицинский факультет колледжа в Глазго. Ему удалось получить медицинское образование, и в 1840 году он получил диплом врача. Однако врачу, вышедшему из рабочей среды, трудно было найти работу в Англии. Ливингстон решил уехать из страны в какую-нибудь далекую колонию в поисках заработка. Желая посвятить себя деятельности, приносящей пользу обществу, он вступил в миссионерское общество Лондона и был направлен в Южную Африку, где прожил с небольшими перерывами почти 30 лет.

    Миссионеры по сути оказались первыми отрядами колонизаторов, так как обращение аборигенов в христианскую веру фактически вело к их порабощению. Но то, что история знает о деятельности Ливингстона как миссионера, характеризует его как гуманиста. Поэтому коренное население материка относилось к нему с доверием и любило его.

    В октябре 1840 года Ливингстон прибыл в Южную Африку в бухту Альгоа, откуда проник в страну бечуанов. В степном поселке Куруман находился миссионерский пункт. Именно отсюда он начал свое долгое путешествие по Африке.

    Первые годы работы Ливингстона на материке дали ему понять, что африканцы мало интересуются религиозными проповедями, зато достойно ценят его медицинские познания. Они научились у него грамоте и приемам ведения сельского хозяйства. Ливингстон же охотно изучал язык местного населения, его обряды и обычаи, проводил естественнонаучные наблюдения, собирал горные породы, составлял коллекции местных растений и представителей животного мира, вел этнографические наблюдения.

    Миссионерская деятельность обострила у него любовь к путешествиям, и 1 июня 1849 года он отправился в свое первое путешествие к озеру Нгами, ранее неизвестному европейской науке. В 1851 году в сопровождении двух охотников-англичан он продвинулся северо-восточнее этого озера к верховьям реки Замбези. Здесь путешественник впервые увидел, как работорговцы охотятся за неграми, и на всю жизнь возненавидел рабство.

    В 1853 году на 33 лодках с большим числом проводников и носильщиков Ливингстон направился вверх по Замбези. Им был открыт водораздел между бассейнами рек Конго и Замбези, двигаясь по которому на запад он вышел к реке Кванза, впадавшей в океан. К концу мая 1854 года путешественники достигли берегов Атлантического океана. Весь этот путь был очень трудным: многие участники экспедиции заболели тропической лихорадкой. Также дорога проходила через владения нескольких воинственных африканских племен, и вожди их требовали за проезд выкуп, поэтому Ливингстону пришлось раздать все свое имущество. Тем не менее его переполняло чувство гордости: он первым распутал сложное сплетение речной сети Южной Африки, первым прошел на запад по южной части материка.

    В ноябре 1855 года Ливингстон в сопровождении большой группы чернокожих спутников направился на восток материка вдоль Замбези. После двухнедельного путешествия перед ними открылся величественный водопад, который Ливингстон назвал в честь английской королевы - водопадом Виктория. Он еще раньше знал от туземцев, что на реке Замбези располагается нечто необыкновенное, которое на языке местных жителей называлось «Мози оа тунья» - «Гремучий дым». Только после долгих расспросов стало ясно, что имеется в виду гигантский водопад, над которым беспрерывно стоит столб из водяных брызг. В своих записях Ливингстон отметил, что это самое чудесное зрелище, виденное им когда-либо в Африке.

    Открыв водопад и пройдя по реке Замбези до ее устья, путешественник закончил первое пересечение материка с запада на восток. Наблюдения, сделанные им во время путешествия, привели его к пониманию того, что рельеф всей Южной Африки напоминает плоское блюдо с приподнятыми краями, обрывающимися к океанам.

    За открытия Ливингстона английское Королевское географическое общество награждает его золотой медалью. Но миссионерское общество Англии было недовольно его работой. Его деятели считали, что он увлекся путешествием и фактически отстранился от принятых на себя обязательств.

    В декабре 1856 года после шестнадцатилетнего отсутствия Ливингстон возвращается в Англию. Здесь он обрабатывает полученные результаты своего путешествия и обобщает их в книге «Путешествия и исследования миссионера в Южной Африке», которая вышла в Лондоне в 1857 году. В Англии он выступает с докладом и разрабатывает планы новой экспедиции. В своих докладах Ливингстон вел активную пропаганду против работорговли, которая процветала в Англии в то время, проводил идею равенства негров и европейцев, примерами доказывая умственные способности населения материка.

    10 марта 1858 года Давид Ливингстон снова возвращается в Восточную Африку. Среди его помощников были его жена, сын и брат, взявший на себя обязанности секретаря, Джон Керк (ботаник), Ричард Торнтон (геолог) и другие. В этот раз экспедиция по притоку реки Замбези поплыла на север и открыла несколько озер, в том числе и озеро Ньяса, одно из самых крупных в Африке, также она вела поиски истоков Нила.

    Вернувшись в Лондон, Ливингстон совместно с братом готовит к выходу в свет новую книгу «Путешествие по Замбези и ее притокам и открытие озер Ширва и Ньяса в 1858-1864 годах», вышедшую в 1865 году.

    В 1866 году Давид Ливингстон отправляется в свое последнее путешествие и ставит перед собой задачу определить водораздел между озерами Ньяса и Танганьика, а также выяснить предполагаемую связь озера Танганьика и реки Нил. За время этого путешествия с 1866 по 1873 год совместно с путешественником Генри Стэнли он обследовал северные берега Танганьики, но исток реки Нил находился не здесь, им была открыта река Луалаба и озеро Бангвеулу.

    Давид Ливингстон в течение долгих лет страдал хронической лихорадкой и болезнью желудка. В последние годы он не прекращал своих исследований, хотя иногда не мог ходить самостоятельно и его друзья-негры носили его на носилках. 1 мая 1873 года Ливингстон умер. Его спутники сохранили все его дневники и материалы экспедиции. Они похоронили под большим деревом в замбийской деревушке Читамбо сердце путешественника, а его тело забальзамировали и положили в деревянный гроб. Черные друзья Ливингстона несли его тело на плечах около 1200 км в течение девяти месяцев на восток, где оно было передано английским властям. В апреле 1874 года останки путешественника были привезены в Англию и с почестями захоронены в Лондоне, в Вестминстерском аббатстве, в усыпальнице великих людей Англии.

    Давид Ливингстон

    Ливингстон (Livingstone) Давид (1813-1873), исследователь Африки . Совершил ряд длительных путешествий по Южной и Центральной Африке (с 1840). Исследовал впадину Калахари, р. Кубанго, бассейн р. Замбези, озеро Ньяса, открыл водопад Виктория, оз. Ширва, Бангвеулу и р. Луалабу, вместе с Г. Стэнли исследовал озеро Танганьика.

    Ливингстон (Livingston) Давид, Дэвид (1813–1873), шотландский исследователь Африки, национальный герой Великобритании, убеждённый противник работорговли. Лондонское миссионерское общество в 1840 г. направило его в Юж. Африку. В 1841–52 гг. он установил, что полупустыня Калахари имеет ровную поверхность. В 1849 г. впервые достиг дельты р. Окаванго и оз. Нгами. В 1853–54 гг. первым ознакомился с водоразделом между верховьями Замбези и Касаи (система Конго). В 1855 г. обнаружил водопад Виктория (август), проследил течение Замбези до дельты и завершил пересечение материка у г. Келимане (май 1856 г.); награждён золотой медалью Королевского географического общества. В 1859 г. открыл р. Шире (сев. приток Замбези), водопад Мерчисон и оз. Ширва, завершил открытие оз. Ньяса и составил его первую карту (1860–61). В 1866–71 гг. обследовал юж. и зап. берега озёр Танганьика, Мверу, открыл оз. Бангвеулу и р. Луалаба (Верхнее Конго). Тяжело больной, отправился к вост. побережью оз. Танганьика и остановился в Уджиджи, где в октябре 1871 г. его отыскал Г. Стэнли. Вместе они обследовали сев. часть оз. Танганьика и убедились, что оно не связано с Нилом. В феврале 1872 г. Ливингстон передал Стэнли свои материалы, в августе двинулся к р. Луалаба, но смерть помешала осуществлению его намерений. В странствиях по Юж. Африке он определил положение более 1000 пунктов; первый выяснил, что она представляет собой возвышенное плато с прогибом в центре, изучил систему р. Замбези, стал первым исследователем озёр Ньяса и Танганьика. В его честь названы горы и хребет в Юж. Африке, водопады на р. Конго (Демократическая Респ. Конго), водохранилище на р. Три-нити (США) и 16 нас. пунктов.

    Современная иллюстрированная энциклопедия. География. Росмэн-Пресс, М., 2006.

    Ливингстон (Livingstone), Давид (19.III.1813 - I. V. 1873) - английский путешественник, исследователь Африки. Начиная с 1840 года совершил ряд длительных путешествий по Южной и Центральной Африке, где проводил географические, естественноисторические и этнографические исследования. В 1849 году пересек пустыню Калахари и открыл озеро Нгами. В последующие годы обследовал бассейн реки Замбези и дошел до города Луанда на западном берегу Африки, открыл в 1855 году водопад Виктория, а затем вышел к восточному берегу материка. В 1859 году открыл озеро Ширва и Ньяса, в 1867 году - озеро Мверу, а в 1868 году - озеро Бангвеоло и обследовал район озера Танганьика. Ливингстон резко осуждал рабство. Благодаря своей гуманности, мужеству и врачебной деятельности, знанию местных языков и обычаев, Ливингстон пользовался большой популярностью среди африканских народов, которые оказывали ему помощь в его путешествиях. Результаты открытий Ливингстона были использованы британскими колонизаторами, которые по следам его путешествий проникли во внутреннюю Африку.

    Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 8, КОШАЛА – МАЛЬТА. 1965.

    Сочинения: Путешествия и исследования в Южной Африке с 1840 по 1855 гг., пер. с англ., М., 1956; Путешествие по Замбези с 1858 по 1864 гг., пер. с англ., (3 изд.), М., 1956 (совм. с Ливингстон Ч.).

    Литература: Коропчевский Д. A., Д. Ливингстон. Его жизнь, путешествия и географические открытия, СПБ, 1891; Адамович М., Ливингстон, М., 1939; Simmons J., Livingstone and Africa, N. Y., 1960.

    ЛИВИНГСТОН, ДАВИД (Livingstone, David) (1813–1873), шотландский миссионер и исследователь Африки. Родился в Блантайре (в окрестностях Глазго) 19 марта 1813. С десяти лет работал на текстильной фабрике. В 23 года окончил колледж Андерсона, а затем университет Глазго, получив дипломом врача. Обратился в Лондонское миссионерское общество, которое направило его в Южную Африку. В 1840 Ливингстон обосновался в Курумане (совр. ЮАР) и создал там базу для миссионерской деятельности. В 1843 он прошел ок. 640 км до Маботса, в 1849 исследовал северо-восточную окраину пустыни Калахари до р.Зуга. Оттуда добрался до северо-восточной оконечности оз. Нгами. В 1851 достиг р.Замбези в Сешеке. Прошел вдоль края пустыни Калахари и достиг р.Линьянти (приток Замбези) в районе Каприви. В 1853 дошел до Сешеке и поднялся по р.Замбези до впадения в нее р.Кабомпо. Затем в Луанде (совр. Ангола) вышел к западному берегу Африки, пересек в широтном направлении материк и вышел к его восточному берегу в Келимане (совр. Мозамбик). Следуя по р.Замбези, в 1855 достиг водопада Виктория. Ливингстона в 1856 с восторгом встретили в Англии, а в 1858 назначили консулом в Келимане. Он исследовал реки Замбези, Шире и Рувума, а также озера Чилва и Ньяса. В 1865 возглавил экспедицию по изучению водораздела в Центральной Африке, стремясь найти истоки Нила. Побывал на озерах Мверу и Бангвеулу. Во время этой экспедиции Ливингстон заболел лихорадкой и был спасен журналистом Г.М.Стэнли, нашедшим его 3 ноября 1871 в деревне Уджиджи на берегу оз.Танганьика. Во время последней попытки найти исток Нила он заболел и скончался в деревне Читамбо на берегу оз.Бангвеулу 30 апреля 1873. Его сердце погребено в Илале, а останки были доставлены в Занзибар, оттуда перевезены в Лондон и захоронены в Вестминстерском аббатстве. Среди книг Ливингстона – Путешествия и исследования миссионера в Южной Африке (Missionary Travels and Researches in South Africa, 1857) и Описание экспедиции по реке Замбези и ее притокам (Narrative of an Expedition to the Zambesi and its Tributaries, 1865).

    Использованы материалы энциклопедии "Мир вокруг нас".

    Ливингстон Давид совершил ряд путешествий по Южной и Центральной Африке. Исследовал впадину Калахари, реку Кубанго, бассейн реки Замбези, озеро Ньяса, открыл водопад Виктория, озеро Ширва, Бангвеулу и реку Луалабу; вместе с Г. Стэнли исследовал озеро Танганьика.

    Давид Ливингстон родился 19 марта 1813 года в семье уличного торговца чаем. Окончив деревенскую школу, с десяти лет работал на ткацкой фабрике. При четырнадцатичасовом рабочем дне он штудировал учебник латинского языка и учился в вечерней школе. В девятнадцать лет у него появилась мечта стать миссионером, а стипендия Лондонского миссионерского общества дала ему возможность закончить образование. Вскоре он познакомился с миссионером Робертом Моффетом, работавшим в Южной Африке. Увлеченный его рассказами, Ливингстон в 1840 году отбыл в Капскую колонию. Во время плавания капитан судна научил его определению координат различных точек Земли. Позднее по топографическим съемкам Ливингстон были составлены лучшие карты Южной Африки.

    В июле 1841 года он добрался до миссии Моффета в Курумане, расположенной на берегу одноименной реки южнее пустыни Калахари. Семь лет Ливингстон провел в стране бечуанов, совершая путешествия для организации миссионерских станций. У него возникла мысль изучить все реки Южной Африки, чтобы найти естественные проходы в глубь страны, принести туда идеи Евангелия и завязать равноправную торговлю. Ливингстон вошел в историю открытия Африки как "Ищущий реки".

    В 1849 году Ливингстон, услыхав от африканцев о "прекрасном и обширном" озере Нгами, пересек пустыню Калахари с юга на север. Он впервые установил характер ландшафта этой области, которую европейцы считали пустыней. Измерения высот убедили Ливингстона в том, что Калахари имеет чашеобразную форму. Озеро Нгами, открытое Ливингстоном 1 августа 1849 года, оказалось временным озером, питающимся в период дождей водами большой реки Окаванго.

    Путешествие 1851 года привело Ливингстон к Замбези - "дело огромной важности, потому что о существовании этой реки в Центральной Африке прежде не знали. Все португальские карты представляют ее поднимающейся на восток далеко от того места, где мы теперь находились". Несмотря на сухой сезон, река достигала 300-600 метров ширины и была довольно глубокой. Ее уровень в сезон дождей поднимался на шесть метров, и вода затопляла пространство на двадцать английских миль. Может быть, этот могучий поток - приток Нила или он несет свои воды навстречу Конго? В конце мая 1853 года англичанин прибыл в Линьянти - столицу макололо, где его принял новый вождь - Секелету. Ливингстон разработал план экспедиции, решение об организации которой было принято на общем сборе макололо. Ее целью было - установить прямое торговое сообщение между страной макололо и атлантическим побережьем.

    11 ноября 1853 года Ливингстон начал плавание вверх по Замбези. Маршрут экспедиции пролегал из южных районов сегодняшней Замбии до Луанды в Анголе. В начале 1854 года они достигли империи Лунда. К февралю 1854 года Ливингстон поднялся по реке до ее верхнего правого притока Шефумаге и по его долине перешел к водоразделу, за которым все потоки текли не в южном направлении, как раньше, а в северном. (Позднее выяснилось, что это были реки системы Конго.) В конце мая 1854 года отряд достиг Атлантического океана у Луанды. Но Ливингстона не оставляет мысль проникнуть на восточное побережье. Может быть, в этом направлении Замбези судоходна на всем протяжении? Его намерение поддержали и португальские власти и духовенство - все были заинтересованы в исследовании областей между Анголой и Мозамбиком.

    Экспедиция, целью которой было проследить течение Замбези до Индийского океана, стала возможной благодаря помощи Секелету. Вождь африканского племени финансировал пересечение континента европейцем и лично проводил экспедицию до 120-метрового водопада на Замбези, который макололо называли "Мози-оа-тунья" - "Рокочущий дым" ("Здесь пар издает шум"). Ливингстон увидел его первым из европейцев. Водопад Виктория, названный в честь английской королевы, шириной 1,8 километра, является одним из самых мощных в мире. В марте 1856 года они достигли Тете, первого форпоста европейской цивилизации. Экспедиция отказалась от дальнейшего исследования основного русла Замбези, которое уже было нанесено на карту, и 20 мая 1856 года северным рукавом вышла к Индийскому океану, закончив путешествие в приморском городке Келимане (порт к северу от Замбези). Таким образом, впервые европеец пересек Африканский континент.

    Вернувшись на родину, Ливингстон в 1857 году издал книгу, прославившую его, - "Путешествия и исследования миссионера в Южной Африке". В ней он сделал вывод: тропическая Центральная Африка к югу от параллели "оказалась возвышенным плато, несколько понижающимся в центре, и с расщелинами по краям, по которым реки сбегают к морю... Место легендарной жаркой зоны и жгучих песков заняла хорошо орошенная область, напоминающая своими пресноводными озерами Северную Америку, а своими жаркими влажными долинами, джунглями, гатами (возвышенными краями) и прохладными высокими плоскогорьями Индию".

    Королевское Географическое общество наградило его золотой медалью, а правительство поручило ему изучить глубинные районы континента, установить контакты с местными правителями и уговорить их заняться выращиванием хлопка. В мае 1858 года Ливингстон возвратился на Замбези британским консулом в Мозамбике. Он поставил своей целью доказать, что Лиамбье и Замбези - одна и та же река. При поддержке Британского правительства Ливингстон в 1858-1864 гг. совершил путешествие.

    Географические результаты экспедиции были велики. Ливингстон зафиксировал непрослеженные им ранее участки течения Замбези и доказал, что это река, в верховьях известна под названием Лиамбье. На карту были нанесены уточненные данные об озере Ньяса и реке Шире, озеро Ширве, нижнем течении Рувумы.

    В 1865 году Ливингстон выпустил книгу "Рассказ об экспедиции на Замбези и ее притоки и об открытии озер Ширва и Ньяса в 1858 - 1864 гг.".

    С января 1866 года, когда Ливингстон вновь ступил на африканскую землю, он совершил еще ряд путешествий.

    1 апреля 1867 года он достиг южного побережья Танганьики (местное название Льемба). Озеро длиной 650 километров с водой лазурного цвета является частью Центральноафриканского вулканического разлома, к которому относятся и озера Ньяса, Киву, Эдуард и Мобуту-Сесе-Секо. За озером на тогдашних картах Африки начинались обширные "белые пятна".

    8 ноября 1867 года Ливингстон открыл озеро Мверу со множеством островов, а 18 июля 1868 года к юго-западу от Танганьики - озеро Бангвеулу (Бангвеоло).

    Он посетил северо-западные берега Бангвеулу и совершил небольшую поездку по нему на пироге, но осмотреть все озеро не смог: на его карте оно имеет большие размеры, чем на самом деле.

    В конце марта 1871 года Ливингстон вышел к Луалабе у торгового селения Ньянгве. Многоводность Луалабы доказывала, что Ливингстоном открыта одна из крупнейших гидрографических артерий Центральной Америки. Он не представлял себе, какой системе - Нила или Конго - принадлежит эта большая река. Исследователь установил лишь, что поток движется на север и располагается на высоте около 600 метров. Такое гипсометрическое положение Луалабы склоняло его к мысли, что она - река системы Конго. Ученые тогда еще не были уверены в том, что открытое Джоном Спиком озеро Виктория - действительно исток Нила. Но кое в чем Ливингстон оказался прав: река Луапула (Ловуа), протекающая неподалеку от озера Бангвеулу, и Луалаба относятся к бассейну верхнего течения Конго.

    В Европе и Америке уже несколько лет от него не имели известий. На поиски Ливингстон отправилась экспедиция, возглавляемая Стэнли и нашла его в Уджиджи.

    В конце 1871 года уже тяжело больной Ливингстон обследовал северную часть Танганьики и убедился, что озеро не является истоком Нила, как раньше предполагали. Он отказался вернуться со Стэнли в Европу, так как хотел закончить исследование Луалабы. Через Стэнли он переслал в Лондон дневники и другие материалы.

    В 1873 году он снова отправился к Луалабе и по дороге остановился в поселке Читамбо, к югу от озера Бангвеулу. Утром 1 мая 1873 года слуги Ливингстона нашли его мертвым. Они похоронили его сердце в окрестностях озера Бангвеулу, тело обработали солью и выставили на солнце. Девять месяцев они несли тело Ливингстон к прибрежному городу Багамойо, пройдя около 1500 километров.

    Из Занзибара его доставили в Лондон и погребли в Вестминстерском аббатстве - усыпальнице королей и выдающихся людей Англии. Его дневники под названием "Последнее путешествие Давида Ливингстона" опубликованы в Лондоне в 1874 году.

    Использованы материалы сайта http://100top.ru/encyclopedia/

    Далее читайте:

    Исторические лица Англии (Великобритании) (биографический указатель).

    Сочинения:

    Ливингстон Д. Путешествия и исследования в Южной Африке с 1840 по 1855 г. М., 1955

    Ливингстон Д., Ливингстон Ч. Путешествие по Замбези с 1858 по 1864 г. М., 1956

    Ливингстон Д. Последнее путешествие в Центральную Африку. М., 1968

    Литература:

    Вотте Г. Давид Ливингстон: Жизнь исследователя Африки. М., 1984

    Коропчевский Д. A., Д. Ливингстон. Его жизнь, путешествия и географические открытия, СПБ, 1891;

    Адамович М., Ливингстон, М., 1939;

    Simmons J., Livingstone and Africa, N. Y., 1960.